Бывший глава Citigroup Сэнди Вэйл об опасностях, исходящих от хедж-фондов, о боязни долларового кризиса и о своей карьере от посыльного до миллиардера.«Шпигель»: Мистер Вэйл, министр финансов США Генри Полсон недавно поведал немецким политикам, что ему становится не по себе, когда он смотрит на индустрию хедж-фондов. Вы разделяете эти опасения?Вэйл: Да. Конечно, хорошо, что эта отрасль привлекла на рынок большой объем ликвидных средств. Но я бы чувствовал себя гораздо спокойнее, если бы, наконец, был создан надзорный орган, понимающий, что на этом рынке происходит. Пока только банки и инвестиционные фонды обязаны предоставлять информацию о своих торговых операциях. Я считаю, что это должны делать и хедж-фонды.
«Шпигель»: Как, по-вашему, должен выглядеть эффективный контроль?Вэйл: Надзорный орган должен иметь точные сведения обо всем рынке, а не только об отдельных его секторах и фрагментах. Он должен знать важнейших игроков и быть в состоянии вовремя заметить, если в отдельных сегментах складывается необычно высокая концентрация средств. У него должна быть возможность вмешаться в ход событий, прежде чем он станет неуправляемым.
«Шпигель»: В чем конкретно заключается опасность, исходящая от хедж-фондов?Вэйл: У них ненормальное соотношение между собственным и заемным капиталом. Они инвестируют не только собственные деньги, но и заемный капитал — причем в значительно больших объемах. Что произойдет с их гигантскими торговыми операциями, если непредвиденные события изменят ситуацию на рынке или если иссякнет приток денег? Будет очень сложно выкрутиться.
«Шпигель»: Политики строят догадки относительно денежных сумм, которыми оперируют менеджеры хедж-фондов. А вы хотя бы приблизительно представляете себе, какими средствами располагают хедж-фонды?Вэйл: Нет. В этом-то и проблема. Сколько они инвестируют и во что? Сколько денег они привлекают из внешних источников? То, что мы этого не знаем, как раз и настораживает. <...>
«Шпигель»: А существуют ли системные риски? Например, есть ли опасность того, что зараза охватит весь финансовый рынок?Вэйл: В Нью-Йорке системные риски — на каждой улице. Например, некто едет слишком быстро и не успевает на красный свет затормозить. Нужна система, которая удерживала бы людей от безрассудства.
«Шпигель»: Вы опасаетесь эффекта снежного кома? Могут ли осложнения с отдельными крупными фондами в итоге расшатать экономику целой страны? Вэйл: Когда в 1998 году рухнул LTCM, у меня возникли такие опасения...
«Шпигель»: Вы имеете в виду хедж-фонд Long-Term Capital Management, банкротство которого чуть было не вызвало глобальный финансовый кризис? Вэйл: Именно его. Они вложили $100 млрд., хотя собственных средств у них было всего 3,5 млрд. Тогда вся финансовая индустрия была очень встревожена. Главы банков и инвестиционных фондов из США и Европы съехались вместе, чтобы выработать план спасения.
«Шпигель»: А в чем заключалась опасность?Вэйл: Это случилось всего год спустя после азиатского кризиса. Так что положение было и без того довольно напряженное. А тут как раз возникли проблемы с российским рублем. Никто не хотел, чтобы LTCM вызвал еще один глобальный кризис. Банки предоставили $3,6 млрд. в качестве стабилизационного капитала. Благодаря этому удалось за три года провести ликвидацию LTCM по нормальной процедуре. Глобального кризиса мы смогли не допустить. В итоге даже получили небольшую прибыль. <...>
«Шпигель»: Федеральный канцлер Ангела Меркель, теперешний председатель ЕС и «Восьмерки», выступает за надежную защиту вкладчиков и за прозрачность хедж-фондов. Что, по вашему мнению, необходимо предпринять?Вэйл: Хедж-фонды должны, наконец, открыть свои бухгалтерские документы для общественного контроля. У нас в Citigroup всегда одновременно работало человек 60—70 из Министерства финансов США. У них был собственный офис в Citigroup, и они изо дня в день проверяли наши показатели. Надо сказать, что мне это очень помогало. Иногда я даже сам просил этих чиновников напугать меня своими заключениями. Это давало мне возможность держать в тонусе и моих сотрудников, когда возникала потребность.
«Шпигель»: Примерно такой механизм вы хотели бы использовать в хедж-фондах?Вэйл: Да. Однако никакой пользы не будет, если одно учреждение будет контролировать хедж-фонды, другое — инвестиционные банки, третье — универсальные банки. Они ведь заключают сделки между собой. А нужен контроль, верховная надзорная инстанция, которая бы могла отслеживать все текущие торговые операции. Тогда еще можно надеяться, что она вовремя заметит опасную концентрацию денег и поймет, к каким последствиям это может привести. Ведь намного лучше решать возникающую проблему на раннем этапе, чем допустить до ущерба и потом его устранять.
«Шпигель»: Большинство банкиров сегодня иного мнения. Они предпочитают втихую проворачивать сверхприбыльные сделки с хедж-фондами, держась как можно дальше от общественности и властей. Банкиры вообще не заинтересованы в том, чтобы кто-то энергично регулировал их деятельность.Вэйл: Те, кто поумнее, — заинтересованы. Они не против предоставления информации о состоянии своих дел.
«Шпигель»: Вообще-то есть одно очень простое объяснение тому, что отрасль прямо-таки объявила войну идее прозрачности: алчность. Вэйл: Ну, она присуща не только этой отрасли. Возьмите человеческую природу. Есть две вещи, которые ее определяют: страх и жадность. Это две стороны одной медали.
«Шпигель»: Была ли жадность основным мотивом вашей карьеры?Вэйл: Деньги должны быть на втором плане, это я чувствовал уже в начале карьеры, когда в 1960 году основал свою первую компанию. Я хотел создать дело, фирму, которая была бы на лидерских позициях в своей отрасли. Чтобы в ней работало много сотрудников и чтобы все ее уважали. Я всегда был убежден в том, что деньги придут сами, если создать дело и добиться в нем успеха.
«Шпигель»: В вашем случае это дало состояние в $1,5 млрд.Вэйл: Я всегда стремился к тому, чтобы и я, и мои топ-менеджеры получали такое вознаграждение, которое заставляло бы их думать о дальней перспективе, а не только о следующем квартале. В Citigroup и в предшествовавших ей фирмах топ-менеджеры были обязаны держать акции своих компаний. Вместо того, чтобы разъезжать на «феррари», мы имели на руках листок бумаги. К счастью, это себя оправдало. Пока я был руководителем, курс акций вырос больше чем на 2600%.
«Шпигель»: Свою карьеру на Уолл-cтрит вы начинали посыльным и получали $35 в неделю. Как с тех пор изменилась финансовая отрасль? Сегодня на рынке больше азартных игроков, чем тогда?Вэйл: Без сомнения. Но и рынки стали гораздо крупнее, на них гораздо больше денег и ликвидности. Я начинал в 1955 году. Тогда на нью-йоркской бирже ежедневный объем торговли в среднем составлял 1,4 млн. акций. Сегодня 1,5 млрд. Кроме того, мы распространили нашу экономическую модель на весь земной шар. Все страны организовали биржи, создали рынки капитала, наладили кредитный бизнес — все по нашему образцу. Вы только представьте себе: ведь две страны, лидирующие по темпам экономического роста, еще 15 лет назад были коммунистическими.
«Шпигель»: Экономический подъем Китая таит в себе риски. Импорт с Дальнего Востока поднял торговый дефицит США до рекордной отметки. Вас не пугает нарушение равновесия повсюду в мире?
Вэйл: В долгосрочной перспективе за этим, конечно, нужно следить. Но пока меня это не слишком беспокоит. Сейчас США — достаточно выгодное место для размещения инвестиций. Возможности получения прибыли там выше, чем в большинстве других стран. Через нашу страну идут потоки капитала со всего мира.
«Шпигель»: И все же. Китай стал самым крупным кредитором Соединенных Штатов. В Китае накоплен долларовый запас в размере 600 млрд. Это вас не беспокоит?Вэйл: Взгляните на ситуацию в целом. В отношениях с США профицит торгового баланса, который имеет Китай, огромен. Но в сравнении с другими странами мира — ничего пугающего. В значительной степени именно благодаря Пекину в Японии, наконец, начался экономический рост — впервые за последние 12 или 13 лет. Китайцы закупают сырье и продукцию во многих странах мира. Мне кажется, что США в этом смысле очень полезны.
«Шпигель»: Вы считаете, что США смогут жить с таким огромным дефицитом еще с десяток лет?Вэйл: Думаю, что еще довольно долго смогут.
«Шпигель»: Что вы будете делать, если доллар опустится еще ниже? Вэйл: Когда семь лет назад ввели евро, его курс по отношению к доллару был 1,17. Сегодня этот курс составляет 1,30. Получается, что прирост составил примерно один процент в год. Не слишком впечатляет, верно? Наша экономика — самая крупная в мире. Еще год назад наши темпы роста были выше, чем во всех остальных ведущих промышленных странах.
«Шпигель»: В то утро, когда из-за дисбаланса в мире доллар пошатнется, вы заговорите по-другому. Вэйл: Знаете что? Уоррен Баффет во всеуслышание делал ставку на иностранную валюту. А бывший министр финансов при Клинтоне Роберт Рубин только и делает, что говорит о кризисе доллара.
«Шпигель»: Вы хотите сказать, что все они ошибаются?Вэйл: Пока что да. Я не знаю, когда наступит кризис доллара, через пять лет или через десять. Но если вы уже сегодня постараетесь к этому как можно лучше подготовиться, то до того времени наверняка разоритесь.
Профиль
