Демократию лучше всего подавать с гарниром из экономической стагнации«Чем выше благосостояние нации, тем больше у нее шансов на поддержание демократии», - писал в 1959 году американский политолог и социолог Сеймур Мартин Липсет (Seymour Martin Lipset), сформулировав ставшую впоследствии общепринятой идею о том, что богатство – необходимый компонент политической свободы.
Однако последние события, похоже, начали опровергать это утверждение. Нынешний всплеск борьбы за политические права на Ближнем Востоке и в Северной Африке породили явно не некие чудесные темпы роста. Средние темпы роста ВВП на душу населения на Ближнем Востоке колебались в последние 30 лет в районе 1% в год. О формировании обширного независимого среднего класса предпринимателей речь также не идет – регион страдает от «окостенения частного сектора», и возможности для бизнеса в нем сосредоточены в руках привилегированной стареющей элиты. Все это выглядит как удобные условия для авторитарных правителей или олигархов, но только не для демократов. Однако тут появился Мохамед Буазизи (Mohamed Bouazizi), оскорбленный торговец фруктами из тунисского Сиди-Бузида, и его самосожжение подожгло арабский мир.
Неужели верно обратное, и для демократического переворота требуется нехватка экономических возможностей? Дело в том, что экономический рост служит источником народного довольства и стабильности как в демократических, так и в автократических странах. Для перехода к демократии, по-видимому, лучше всего подходит сочетание экономической стагнации с постоянным притоком идей. Если рассматривать политические перемены на Ближнем Востоке в контексте экономического роста, то станет понятно, что правительства начинают падать, когда они внушают растущему молодому поколению ожидания, которые потом не могут осуществить.
К этому стоит присмотреться внимательнее: процент получающей высшее образование молодежи в Египте за последние два десятилетия возрос с 14 до 28 %, а в Тунисе – с 8 до 34 %. При этом на Ближнем Востоке и в Северной Африке – высочайший в мире уровень безработицы среди 15-24-летних. Он в среднем превышает 25 %, а в Египте и Тунисе он еще выше. Если экономика и сыграла определенную роль в последних событиях, то эта роль заключалась не в создании класса буржуазных поклонников де Токвиля, а в создании атмосферы социальной несправедливости.
При этом арабский мир нельзя считать чем-то особенным. В вышедшем в 2009 году исследовании экономист из Массачусетского технологического института Дарон Аджемоглу (Daron Acemoglu) и его коллеги заключили, что «высокий уровень дохода на душу населения не способствует переходу от недемократической формы управления к демократической и не препятствует переходу от демократической формы управления к недемократической». Мировой опыт прошлого века, в сущности, показывает, что страны, со снижающимися доходами движутся к демократии заметно быстрее, чем страны с растущими доходами. Советский Союз распался, когда его экономика сокращалась, а не в 1950-х годах, когда в нем шел быстрый экономический рост. Обретшие независимость африканские страны переходили к авторитаризму в 1960-х и 1970-х годах – в период сравнительного экономического благополучия. Обратно к демократии они возвращались в 1980-х и 1990-х годах, когда их экономический рост заметно замедлился.
Отметим, что, хотя рецессии ускоряют падение одиозных режимов, экономические потрясения все же не следует считать необходимым условием. В целом связь между ними и политической нестабильностью по-прежнему остается предметом для споров. Twitter, Facebook, и спутниковое телевидение, разумеется, играют важную роль в распространении революционного пыла. Однако, возможно, главными борцами за свободу все же придется признать олигархов и автократов, обещающих населению возможности и не выполняющих свои обещания. Им стоило бы это понимать, ведь «это экономика, дурачок».
Оригинал публикации:
Why Recessions Are Good for Freedom ("Foreign Policy", США)
ИноСМИ.ru
