Кризис обнажил много нелицеприятной правды о США. По словам бывшего главного экономиста Международного Валютного Фонда,, больше всего опасений вызывает тот факт, что финансовый сектор страны фактически подчинил себе наше правительство – это положение дел более присуще развивающимся рынкам и лежит в основе многих их кризисов. Если бы МВФ мог свободно говорить о США, то он бы сказал им то же самое, что он говорит и другим странам в подобной ситуации: восстановление экономики не начнётся до тех пор, пока финансовая олигархия, которая блокирует необходимые реформы, не будет устранена. И если мы не хотим допустить наступления настоящей депрессии, нам нужно поторопиться.
Работая в МВФ, вы очень быстро уясните одну вещь – никто не рад вас видеть. Ваши клиенты придут к вам только тогда, когда их покинет частный капитал, когда торговые партнёры по региону больше не смогут бросить им спасательный круг и когда отчаянные попытки занять у могущественных друзей, таких как Китай или Европейский Союз, закончились неудачей. Вы никогда не будете первым в списке.
Всё дело в том, что специфика работы МВФ – говорить своим клиентам то, что они не хотят слышать. Я знаю это очень хорошо. Работая главным экономистом фонда с 2007-го по 2008-й год, я требовал от иностранных чиновников проведения болезненных реформ в их странах. И я видел результат, по крайней мере, косвенно, когда работал с правительствами Восточной Европы в трудное для них время после событий 1989-го, и в частном секторе Азии и Латинской Америки во время кризисов конца 1990-х начала 2000-х годов. В течение этого времени, из каждой точки своего наблюдения, я видел непрекращающийся поток официальных лиц – из Украины, России, Индонезии, Южной Кореи, и так далее – устало бредущих по направлению к фонду, когда положение дел в их странах было ужасным, и всё попытки исправить ситуацию провалились.
Несомненно, ни один кризис не похож на предыдущие. Украина в 1994-м году столкнулась с гиперинфляцией, Россия остро нуждалась в помощи, когда летом 1998-го года произошёл дефолт по её государственным краткосрочным обязательствам, в Индонезии в 1997-м году резко упал курс её национальной валюты, рупии, почти полностью уничтожив корпоративную экономику, в том же году закончилось 30-ти летнее экономическое чудо Южной Кореи, когда иностранные банки внезапно прекратили выдачу новых кредитов.
Но, должен признать, что для сотрудников МВФ всё эти кризисы выглядели тоскливо одинаковыми. Каждая страна, конечно, нуждалась в займе, но, кроме этого, ей необходимо было провести серьёзные реформы для того, чтобы эти деньги действительно принесли пользу. Почти всегда странам, в которых разразился кризис, нужно научиться жить по средствам – увеличить экспорт и сократить импорт – и сделать это не дожидаясь когда рецессия достигнет самой крайней стадии. Конечно, экономисты МВФ тратят своё время на разные расчёты – бюджет, денежная масса и т. д. – то, что целесообразно в данной ситуации. Однако, экономический способ решения проблемы можно найти практически всегда.
Но главная причина беспокойства МВФ и самое большое препятствие на пути экономического выздоровления – это, почти всегда, политика страны во время кризиса.
Как правило, всё страны оказываются в тяжёлой экономической ситуации по одной и той же причине – влиятельная элита теряет всякую осторожность во время экономического роста и берет на себя слишком много рисков. Правительства развивающихся рынков и их союзники из частного сектора обычно формируют тесно спаянную, и большую часть времени благородную, олигархию, которая управляет страной скорее как коммерческой организацией, где они выступают в качестве держателей контрольного пакета акций. Когда экономика страны, как, например, Южной Кореи, Индонезии или России растёт, растут и амбиции руководителей крупных промышленных компаний. Словно хозяева мини-галактик, эти люди делают инвестиции, которые, несомненно, несут пользу всей экономике, но они так же начинают заключать крупные и рискованные сделки. Они считают – и, в большинстве случаев верно, – что благодаря своим политическим связям смогут переложить любую значимую проблему на плечи правительства.
В России, например, у частного сектора сейчас серьёзные проблемы. За последние примерно 5 лет, он занял у иностранных банков и инвесторов, по меньшей мере, 490 млрд. долларов, полагая, что энергетический сектор страны будет способствовать дальнейшему долговременному росту потребления во всей экономике. Российские олигархи тратили эти деньги на покупку других компаний и амбициозные проекты, которые создавали новые рабочие места. И их важность в глазах политической элиты росла. Политическая поддержка – это получение выгодных контрактов, налоговые льготы и государственные субсидии. Иностранных инвесторов так же всё очень устраивало - при прочих равных условиях, они с большей охотой давали взаймы тем, кого безоговорочно поддерживало правительство, даже если от этой поддержки несколько отдавало коррупцией.
Но неизбежно олигархи развивающихся рынков заходят слишком далеко - они начинают транжирить деньги и строить огромные бизнес-империи на фундаменте из больших долгов. Местные банки, иногда под давлением правительства, предоставляют кредиты элите и тем, кто зависит от них. Слишком большие долги – это всегда плохо, как для частных лиц, так и для компаний и страны. Рано или поздно, условия предоставления кредитов ужесточаются, и вы не сможете больше получить кредит на выгодных для вас условиях.
Падение экономики, которое следует за этим, происходит исключительно быстро. Огромные компании балансируют на грани банкротства, а местные банки, которые предоставляли им кредиты, разоряются. Вчерашнее “частно-государственное партнёрство” теперь называется “клановым капитализмом”. Кредиты становятся недоступными и, как следствие, наступает паралич экономики. Дела идут всё хуже и хуже. Правительство вынуждено тратить свои валютные резервы на оплату импорта, погашения долгов и покрытие частных убытков. Но, со временем, эти резервы закончатся. Если страна не приведёт свои дела в порядок до этого момента, то не сможет выполнить свои обязательства по обслуживанию государственного долга и её экономика станет изгоем. Правительству, старающемуся спасти тонущую экономику, обычно необходимо сбросить с лодки некоторых из тяжеловесов, – теперь теряющих деньги – и реструктуризовать банковскую систему, которая опасно вышла из равновесия. Другими словами, правительству нужно приструнить, по крайней мере, часть олигархов.
Тем не менее, правительства развивающихся экономик редко следует данной стратегии. Наоборот, в начале кризиса именно олигархи одними из первых получают дополнительную помощь от правительства, как, например, привилегированный доступ к иностранной валюте, или налоговые льготы, или – классический вариант помощи Кремля – принятие государством на себя частных долгов олигархов. Под давлением, щедрость к старым друзьям принимает изобретательные формы. Когда же необходимо кого-то прижать, большинство развивающихся стран сперва обращают свои взоры к простым трудящимся, по крайней мере, до тех пор, пока недовольство не становится слишком массовым.
В конечном счёте, как теперь понимают олигархи в путинской России, кому-то из элиты придётся проиграть, перед тем, как начнётся выздоровление экономики. Это похоже на детскую игру “музыкальные стулья” (под музыку дети ходят вокруг ряда стульев, когда музыка прекращается, играющие бросаются занимать стулья, на один меньше, чем играющих – прим. пер.): валютных запасов на всех не хватит, и правительство не может себе позволить взять на себя всю задолженность частного сектора.
Поэтому сотрудники МВФ смотрят в глаза министру финансов, чтобы убедиться, что правительство наконец-то настроено на серьёзную работу. В конечном счёте, фонд выделит деньги даже такой стране, как Россия, но первоначально он должен быть уверен, что премьер-министр Путин готов, хочет и способен быть жёстким по отношению к некоторыми его друзьям. Если Путин не готов отдать своих бывших приятелей на растерзание волкам, фонд может и подождать. А когда он будет готов это сделать, МВФ будет счастлив предоставить ряд полезных рекомендаций – особенно как вырвать контроль над банковской системой страны из рук наиболее некомпетентных и алчных “предпринимателей”.
Несомненно, бывшие друзья Путина будут сопротивляться. Они мобилизуют своих союзников, проникнут в систему, и надавят на других членов правительства, лоббируя получение дополнительных субсидий. В крайнем случае, они даже попытаются добиться его отставки – используя, в том числе, свои контакты в американском внешнеполитическом истеблишменте, как с некоторым успехом поступили украинцы в конце 1990-х.
Многие из программ МВФ “начинают буксовать”, именно потому, что правительство не способно вести себя жёстко по отношению к своим бывшим закадычным приятелям. Результат – сильная инфляция или другие бедствия. Программа “едет дальше” как только правительство одержит победу над олигархами, или влиятельные олигархи договорятся между собой, кто из них будет руководить – и таким образом победят или проиграют – в соответствии с поддерживаемым МВФ планом. В 1997-м году в Тайланде и Индонезии влиятельные семьи боролись за право сохранить свой бизнес. В Тайланде, всё прошло достаточно спокойно. В Индонезии, это привело к отставке президента Сухарто и экономическому хаосу.
Благодаря своему многолетнему опыту, МВФ знает, что его программы будут успешными – стабилизируют экономику и сделают возможным экономический рост – только если, по меньшей мере, некоторые могущественные олигархи, которые сделали так много чтобы привести страну к кризису, потерпят поражение. Именно в этом заключается решение проблем всех развивающихся рынков.
Превращение в Банановую республикуПо своей глубине и неожиданности, разразившийся в США финансово-экономический кризис очень напоминает события недавно происходившие на развивающихся рынках (и только там): Южная Корея (1997), Малайзия (1998), Россия и Аргентина (не один раз). В каждом из этих случаев, иностранные инвесторы, опасаясь, что страна или её финансовый сектор не смогут погасить свою огромную задолженность, внезапно прекращали предоставление новых кредитов. И в каждом же случае, эти опасения сбывались, когда банки, не имея больше возможности рефинансировать свою задолженность, и в самом деле не могли больше платить. Именно такая ситуация привела банк «Леман Бразерс» (Lehman Brothers – в прошлом один из ведущих американских инвестиционных банков — прим. пер.) к банкротству 15 сентября (2008-го года – прим. пер.), что послужило причиной практически мгновенного прекращения финансирования всего финансового сектора США. Так же как и в случае развивающихся рынков, слабость американской банковской системы мгновенно распространилась на остальные сферы экономики. Как следствие, произошло резкое снижение деловой активности, и наступили тяжелые времена для миллионов американцев.
Но есть в этом и более сильное и тревожное сходство: главную роль в возникновении кризиса сыграли интересы бизнес-элиты – финансистов в случае США. При негласной поддержке правительства они в невиданных размерах спекулировали на бирже, до тех пор, пока не разразился неизбежный кризис. Ещё большую тревогу вызывает то, что они теперь используют всё своё влияние, чтобы помешать проведению реформ, которые так необходимы, и как можно быстрее, чтобы вывести экономику из пике. Правительство же бессильно или же не хочет выступать против них.
Руководство инвестиционных банков и правительственные чиновники склонны возлагать ответственность за возникновение данного кризиса на падение процентных ставок после краха доткомов (нарицательное название Интернет-компаний — прим. пер.) или даже - в стиле “вся ответственность лежит на ком-то другом” – на поток сбережений из Китая. Некоторые любят жаловаться на «Фанни Мэй» и «Фредди Мак» (Fannie Mae и Freddie Mac – крупнейшие американские ипотечные агентства – прим. пер.), или даже на долголетние усилия по увеличения количества домовладельцев. И конечно для всех очевидно, что регулирующие органы, ответственные за “безопасность и устойчивость”, крепко спали за штурвалом.
Но все эти факторы – поверхностное регулирование, дешёвые деньги, неофициальный китайско-американский экономический союз, поощрение покупки домов, - имели что-то общее. Даже, несмотря на то, некоторые из этих факторов ассоциируются с Демократами, другие с Республиканцами, всё они благоприятствовали финансовому сектору. Меры, которые могли бы предупредить кризис, но уменьшить доход финансового сектора – такие как, теперь уже знаменитое предложение «Бруксли Борн» (Brooksley Born – с 1996-го по 1999-й глава Комиссии по срочной биржевой торговле США – прим. пер.) ввести регулирование кредитно-дефолтных свопов (1998-й год) - были проигнорированы или от них отмахнулись.
Финансовый сектор не всегда наслаждался таким режимом благоприятствования. Но последние, примерно, 25 лет, финансовый сектор был на подъёме, становясь всё более могущественным. Бум начался во время правления президента Рейгана, и в дальнейшем только набирал силу благодаря политике дерегулирования администраций Клинтона и Буша (младшего).Быстрому росту финансового сектора способствовали ещё несколько факторов. Финансовая политика Пола Волкера (Paul Volcker - американский экономист, председатель правления Федеральной резервной системы США 1979—1987 — прим. пер.) в 1980-х г. г. и сопутствующий ей рост колебаний процентных ставок, сделали биржевые операции с облигациями более привлекательными. Появление ценных бумаг секьюритизации (форма привлечения финансирования путём выпуска, обеспеченных активами - прим. пер.), процентных и кредитно-дефолтных свопов существенно увеличило количество операций, на которых банкиры могли заработать. А стареющее и всё более богатеющее население страны всё больше и больше денег инвестировало в ценные бумаги, чему способствовало также появление индивидуальных пенсионных счётов (IRA - счёт, на который без обложения налогами, перечисляются средства частного лица. Все налоги выплачиваются по достижении человеком пенсионного возраста, когда размер налогов в США существенно снижается - прим. пер.) и плана «401(К)» (счёта в паевом фонде, куда сотрудник компании может отчислять часть своего заработка. Работодатель так же может делать отчисления на счёта своих работников - прим. пер.). С появлением всех этих инструментов, возможность получения прибыли при помощи финансовых операций очень сильно возросла.
Не удивительно, что Уолл-Стрит процветал. C 1973-го по 1985-й г. г., финансовый сектор никогда не превышали более 16% от прибыли национальных корпораций. В 1986-м году эта цифра достигла 19%. В 1990-х она колебалось между 21% и 30% - больше чем когда-либо в послевоенный период истории. В этом десятилетии цифра достигла – 41%. Так же быстро росла и заработная плата. С 1948-го по 1982-й г. г. оплата труда в финансовом секторе колебалась от 99% до 108% от среднего уровня заработков на частных предприятиях страны. С 1983 года процент пошёл вверх, достигнув в 2007-м году 181%.
Благодаря огромному богатству, который финансовый сектор породил и сосредоточил в своих руках, банкиры приобрели огромный политический вес – вес какого ещё не было со времён Дж. П. Моргана (J. P. Morgan - американский предприниматель, банкир и финансист – прим. пер.).Тогда, в 1907-м году, панику в банковской сфере удалось остановить только скоординированными усилиями частных банков: ни одна государственная организация не смогла предложить эффективного выхода из сложившейся ситуации. Но с принятием важных нормативных актов в ответ на Великую Депрессию первая эпоха банковских олигархов закончилась - вновь американская финансовая олигархия появилась совсем недавно.
Коридор Уолл-стрит – Вашингтон Несомненно, США – это уникальная страна. Наши экономика, войска и технологии – самые передовые в мире, но также в нашей стране существует и самая передовая олигархия.
При примитивной политической системе, власть получают при помощи насилия, или угроз насилия: военные перевороты, вооружённые формирования и т. д. В менее примитивной системе, типичной для развивающихся рынков, - через деньги: взятки, откаты и банковские счёта в офшорных банках. Хотя лоббизм и спонсирование избирательных кампаний, несомненно, играют значительную роль в американской политической системе, старомодная коррупция – конверты набитые 100 долларовыми купюрами – вероятно, не так распространена в наши дни, несмотря на Джека Абрамоффа. (Jack Abramoff - республиканский лоббист, в марте 2006-го года был посажен в тюрьму по обвинению в мошенничестве и коррупции, даче взяток членам Конгресса — прим. пер.).
Финансовый сектор Америки добился политической власти, накопив что-то вроде культурного капитала – системы доверия. Когда-то, возможно, то, что было хорошо для компании «Дженерал Моторс», было хорошо и для страны. В течение последних 10 лет, в обществе выработала другую позицию - все, что хорошо для Уолл-стрит, хорошо и для страны. Банковская индустрия и индустрия ценных бумаг стали одними из основных спонсоров политических компаний. Но на пике своего влияния, им не пришлось покупать чьё либо расположение, как, возможно, приходилось это делать, например, табачным кампаниям или военным подрядчикам. Вместо этого, сектор извлекал выгоду благодаря тому, что инсайдеры из Вашингтона уже верили, что крупные финансовые организации и рынки со свободным потоком капитала играют ключевую роль в положении Америки в мире.
Одним из каналов влияния стала, конечно, миграция людей из Уолл-стрит в Вашингтон и обратно. Роберт Рубин, некогда сопредседатель в «Голдман Сакс» (Goldman Sachs - один из крупнейших в мире коммерческих банков — прим. пер.) занимал пост министра финансов при президенте Клинтоне, и позднее стал председателем рабочей группы в Ситигруп (Citigroup - крупнейшая международная корпорация — прим. пер.). Генри Полсон, во времена продолжительного подъёма экономики генеральный директор Голдман Сакс, стал министром финансов при президенте Джордже Буше (младшем). Джон Сноу, предшественник Полсона (на посту министра финансов - прим. пер.), покинул свой пост, чтобы стать председателем в Церберус Кэпитал Менеджмент (Cerberus Capital Management), крупнейшем фонде прямых инвестиций. Там же в настоящее время работает Дэн Куэйл (James Danforth «Dan» Quayle - вице президент США при Буше старшем - прим. пер.). Алан Гриспен, после того как покинул пост председателя Федеральной резервной системы США, стал консультантом в Пимко, возможно крупнейшем игроке на мировых рынках облигаций.
Число таких переходов увеличилось за время правление последний трёх президентов в разы, что укрепило связи между Вашингтоном и Уолл-стрит. Для сотрудников «Голдман Сакс» стало что-то вроде традиции поступать на государственную службу после того, как они покинут компанию. Поток выпускников Голдман– который помимо Рубина и Полсона включает Джона Корзайна, нового губернатора Нью-Джерси - не только поставляет людей с мировоззрением Уолл-стрит в коридоры власти, но так же способствует созданию образа Голдман (по крайней мере, в высших кругах американского политического истеблишмента) как организации являющейся практически одним из видов государственной службы.
Уолл-стрит – это очень привлекательное место, пропитанное запахом власти. Руководители компаний искренне верят, что они контролируют рычаги, которые заставляют вертеться земной шар. Можно простить приглашённого в комнату для переговоров чиновника из Вашингтона за то, что он попадал под их влияние, даже если это было всего лишь совещание. Во время своей работы в МВФ, я был поражён насколько лёгким был доступ финансистов к самым высокопоставленным государственным чиновникам США, а так же карьерным переплетением этих двух областей. Я отчётливо помню состоявшееся в начале 2008 года совещание, на котором присутствовали высокопоставленные политики из нескольких богатых стран. Под всеобщее одобрение, председатель мимоходом провозгласил, что лучшей практикой для претендента на пост управляющего центральным банком является работа в инвестиционном банке.
Целое поколение высокопоставленных политиков, очарованное Уолл-стритом, полностью и всегда верило любым заявлением банкиров. Высказывания Алана Гриспена о пользе нерегулируемого финансового рынка известны всем. Однако он был не одинок. Вот что сказал его преемник на посту председателя Федеральной резервной системы США Бен Бернанке в 2006-м году: “Управление биржевыми и кредитными рисками становится всё более и более сложным… За последние 20 лет банковские организации добились значительных успехов в оценке и управлении рисками”.
Несомненно, по большей части это были иллюзии. Практически всё регуляторы, законодатели и профессора считали, что банкиры знают, что делают. Оказывается, что не знали. Подразделение «АИГ» по финансовым продуктам (AIG Financial Products Corp.(AIGFP) - прим. пер.), например, заработало в 2005-м году 2,5 млрд долларов до вычета налогов, главным образом страхуя по ценам ниже себестоимости комплексные, плохо изученные ценные бумаги. Эта стратегия, часто описываемая, как “поднимать 5-ти центовую монету перед едущим на тебя паровым катком”, прибыльна в обычные годы, но катастрофична в плохие. Что касается прошлой осени (когда компания оказалось на грани банкротства – прим. пер.), то на тот момент у компании оставалось неоплаченных страховок на сумму более чем 400 млрд. долларов в ценных бумагах. Пытаясь спасти компанию, правительство США взяло на себя обязательства по выделению примерно 180 млрд. долларов инвестиций и кредитов для покрытия убытков которые согласно расчётам «АИГ» были фактически невозможны.
Сила притяжения Уолл-стрит распространилась даже (или особенно) на профессоров экономики и финансов, деятельность которых исторически ограничивались тесными университетскими кабинетами и погоней за Нобелевской премией. По мере того, как математические финансы оказывались всё белее и более незаменимыми для практических финансов, профессоры всё чаще становились консультантами в финансовых организациях или их совладельцами. Майрон Шоулз и Роберт Мертон (лауреаты Нобелевской премии), являлись, возможно, самыми известными из них. В 1994-м году они оба заняли посты членов правления в хедж-фонде Лонг Терм Кэпитэл Менеджмент. Позднее (в конце прошлого десятилетия) фонд оказался на грани банкротства. Но многие другие шли по тому же пути. Эта миграция ставила знак академической легитимности (и так же создавала приводящую в трепет ауру интеллектуальной строгости) в процветающем мире крупного финансового капитала.
В то время, как всё больше и больше богатых зарабатывали в финансовом секторе, культ финансов проник в культуру страны. Такие фильмы, как «Варвары у ворот», «Уолл-стрит» и «Костёр тщеславия» - все задумывались как поучительные истории – только добавили Уолл-стрит загадочности. В прошлом году Майкл Льюис а своей статье для журнала «Портфолио» отметил, что когда он писал свой документальный роман “Покер Лжецов ” (рассказ о финансовом секторе от лица человека, знающего его изнутри) то надеялся, что описываемые высокомерие и чрезмерность Уолл-стрита вызовет возмущение у читателей. Вместо этого он был ”завален письмами от студентов из Университета штата Огайо, которые просили его поделиться другими его секретами.… Для них моя книга была руководством к действию ”. Даже такие преступники Уолл-стрита, как Майкл Милкен и Айван Боски стали героями. В обществе, где существует культ денег, легко было сделать вывод, что у финансового сектора и у страны общие интересы – и что лидеры финансового сектора лучше знают, что для Америки хорошо, чем государственные чиновники в Вашингтоне. Вера в нерегулируемые финансовые рынки стала общепринятой точкой зрения – о которой трубилось на редакционных полосах Уолл Стрит Джорнал и в Конгрессе.
Из этого сочетания - спонсирование избирательных компаний, личные связи и идеология, образовалась (всего лишь за 10 лет) политика дерегулирования, которая просто поражает воображение:
настойчивое требование свободного движение капитала через границы
отмена норм времён Великой Депрессии, по разграничению коммерческой и инвестиционной деятельности банков
запрет конгресса на регулирование кредитно-дефолтных свопов
значительное увеличение максимально допустимого кредитного плеча (левериджа) для инвестиционным банков
лёгкая (осмелюсь ли я сказать - невидимая?) рука Комиссии по ценным бумагам и биржам США в её регулятивной деятельности
международное соглашение, позволяющее банкам самим оценивать свои риски
намеренное бездействие ведущее к отставанию норм регулирования от современных финансовых инноваций.
Настроения в Вашингтоне, которые сопутствовали принятию этих мер, колебались между беззаботностью и полным ликованием - спущенная с короткого поводка финансовая система, как полагали, будет и дальше способствовать развитию экономики.
Американские олигархи и финансовый кризисОлигархия и содействовавшая ей политика правительства были не единственные, по чьей вине в прошлом году разразился кризис. На его возникновение повлияло так же много других факторов, включая чрезмерные заимствования рядовых американцев и гибкие правила кредитования. Но самую большую выгоду от пузырей на рынке жилья и ценных бумаг, образовавшихся в текущем десятилетии, получали крупные коммерческие и инвестиционные банки, а также, работавшие бок о бок с ними, хедж-фонды. Их прибыль росла благодаря постоянно растущему числу сделок, которые базировались на довольно маленьком фундаменте реальных активов. С каждого выданного, сгруппированного с другими, секьюритизированного (секьюритизация - выпуск ценных бумаг обеспеченных активами - прим. пер.) и перепроданного кредита, банки получали свой операционный сбор, а хедж-фонды, приобретая такие бумаги, получали ещё более крупные сборы по мере роста своих активов.
Поскольку нация богатела, и здоровье американской экономики сильно зависело от роста сектора недвижимости и финансов, ни у кого в Вашингтоне не возникало желания поинтересоваться, что же все-таки происходит. Вместо этого, председатель федеральной резервной системы Алан Гриспен и президент Буш регулярно уверяли, что фундаментальные показатели экономики находятся в норме, а гигантский рост на рынке кредитно-дефолтных свопов и комплексных ценных бумаг свидетельствует о здоровой экономике с безопасным распределением рисков.
Летом 2007-го стали проявляться первые признаки напряжённости. Экономический бум способствовал образованию настолько огромной задолженности, что даже небольшое препятствие на пути экономики могло вызвать огромные проблемы. Таким препятствием стало растущее число невыплат по кредитам, выданным ненадёжным заёмщикам. С того момента, финансовый сектор и федеральное правительство вели себя именно так, как можно было от них ожидать в свете прошлых кризисов на развивающихся рынках.
К настоящему времени короли финансового мира продемонстрировали всю свою несостоятельность в качестве руководителей и стратегов, оказавшись "голыми" по меньшей мере в глазах большинства американцев. Однако месяцы шли, а финансовая элита продолжала считать, что их позиция любимых детей экономики непоколебима, несмотря на крах, причиной которого они стали.
Благодаря своему руководителю Стенли О'Нилу , американский инвестиционный банк Меррилл Линч в 2005-м и 2006-м г. г. становится активным игроком на рынке ценных бумаг обеспеченных закладными, который в то время находился на пике своего расцвета. Осенью 2007-го О’Нил признал: “В итоге мы допустили ошибку, попав в слишком большую зависимость от рынка субстандартного (низкокачественного) ипотечного кредитования. Мы пострадали в результате снижения ликвидности на этом рынке. Никто не разочарован так, как я.”. В 2006 году он получил бонусов на сумму 14 млн. долларов. В 2007-м году он покинул компанию с выходным пособием в размере 162 млн. долларов, хотя, вероятно, к данному моменту ценность этого пособия, скорее всего, намного уменьшилась.
По имеющимся сведениям, в октябре Джон Тэйн, последний руководитель «Меррилл Линч», просил совет директоров о выделении ему бонусов в размере 30 млн. долларов и выше, в декабре требуемая сумма сократилась до 10 млн. долларов. Под градом протестов, он отказался от своих притязаний только тогда, когда эта информация просочилась наружу и стала известна журналу «Уолл Стрит Джорнал». Сам «Меррилл Линч» был не лучше: банк передвинул дату выплат бонусов общей суммой 4 млрд. долларов на декабрь, по видимому, чтобы избежать их сокращения со стороны «Бэнк оф Америка» (Bank of America – один из крупнейших банков США — прим. пер.), под чей контроль «Меррилл Линч» переходил с 1-го января. В конце 2008-го года, Уолл-стрит выплатил своим сотрудникам в Нью-Йорк Сити бонусов на сумму 18 млрд. долларов, уже после того, как правительство выделило финансовому сектору 243 млрд. долларов на неотложную помощь.
Во время финансовой паники правительство должно действовать быстро и жёстко. Главная проблема – неопределённость, которая, в нашем случае, заключается в том, имеют ли крупные банки достаточно средств для выполнения своих обязательств. Полумеры в сочетании с самообманом и выжидательной позицией не могут побороть эту неопределённость. И чем дольше затягивается принятие решений, тем дольше эта неопределённость будет мешать кредитным потокам, подрывать доверие потребителей и наносить урон экономике – в конечном счёте, делая проблему ещё более трудноразрешимой. Тем не менее, основными характеристиками реакции правительства на финансовый кризис являлись запаздывание, недостаток прозрачности, нежелание ссориться с финансовым сектором.
Пока реакцию правительства можно описать как “принятие мер, с опорой на договорённости” - когда у крупных финансовых учреждений возникают затруднения, Министерство финансов и Федеральная резервная система инициируют в конце недели спасательную операцию и в понедельник объявляют, что всё в порядке. Когда в марте 2008-го года, компания «Беар Стернс» (Bear Stearns – один из крупнейших инвестиционных банков - прим. пер.) была продана «Джей Пи Морган Чейз» (JP Morgan Chase - одна из старейших и самых влиятельных финансовых компаний мира – прим. пер.), это выглядело как подарок «Джей Пи Морган Чейз». Джейми Даймон, гендиректор «Джей Пи Морган Чейз», является членом совета директоров Федерального резервного банка Нью-Йорка, который вместе с Министерством финансов вел это дело. В сентябре, «Бэнк оф Америка» приобрёл «Меррилл Линч», была проведена первая операция по спасению компании АИГ, а банк «Вашингтон Мьючуал» был взят под контроль государства и немедленно продан «Джей Пи Морган» – все сделки курировались правительством. В октябре, в Вашингтоне, за закрытыми дверьми, была проведена за один день рекапитализация девяти крупнейших банков. За этим, в свою очередь, последовала дополнительная помощь «Ситигруп», «Банк оф Америка», «Ситигруп» (опять) и «АИГ» (опять).
Некоторые из этих мер, возможно, являлись разумной реакцией на сложившуюся ситуацию, но чьим интересам они служили и каким образом - не было понятно тогда, непонятно и сейчас. Министерство финансов и Федеральная резервная система не действовали согласно каким-либо публично озвученным принципам, а просто разрабатывали операцию и заявляли, что это лучшее, что можно в данной ситуации сделать. Это было ни что иное, как теневая, тайная сделка.
С момента начала кризиса правительство тщательно заботилось о том, чтобы не навредить интересам финансовых институтов или чтобы не подвергать сомнению основные принципы системы, которая привела нас к тому, что мы имеем на данный момент. В сентябре 2008-го года Генри Полсон, попросил Конгресс о выделении 700 млрд. долларов на выкуп у банков проблемных активов без пояснения условий этих операций и судебного решения по его предложению. Многие эксперты подозревали, что целью такой операции была покупка активов по завышенным ценам, чтобы таким образом избавить банки от их проблем – в самом деле, только такая причина покупки проблемных активов имела бы хоть какой-то смысл. Возможно потому, что не существовало пути сделать эту вопиющую государственную субсидию приемлемой с государственной точки зрения, этот план был отложен в долгий ящик.
Вместо этого, деньги были потрачены на рекапитализацию банков, покупку их акций на чрезвычайно выгодных для банков условиях. По мере того, как кризис становился всё глубже и финансовые учреждения нуждались всё в большей помощи, правительство становилось всё более и более изобретательно в способах (слишком запутанных для понимания населением) предоставления банкам субсидий. За первой помощью «АИГ», которая предоставлялась на относительно выгодных условиях для налогоплательщиков, последовало ещё три, условия которых были более выгодны «АИГ». Вторая по счёту помощь «Ситигруп» и помощь «Бэнк оф Америка» включали гарантии по комплексным активам, которые предоставлялись со страховкой по ценам ниже рыночных. Третья часть помощи, в конце февраля, перевела принадлежащие правительству привилегированные акции в обычные по курсу значительно выше рыночного – субсидия, которую пропустит вероятно даже большинство читателей «Уолл Стрит Джорнал» во время первого чтения. И конвертируемые привилегированные акции, которые Министерство финансов купит согласно новому Плану обеспечения финансовой стабильности дают возможность для их конверсии (и следовательно, их стоимости) банкам, но не правительству.
Министерство финансов не скрывает, что финансовый сектор оказал огромное влияние на разработку плана, согласно которому хеджевым и другим фондам, вероятно, будут предоставлены дешёвые кредиты на покупку проблемных банковских активов по довольно высоким ценам. Как в марте заявил конгрессу Нил Кашкари, высокопоставленный чиновник Министерства финансов и при Генри Полсоне и при Тиме Гайтнере (Tim Geithner - министр финансов США с января 2009 года — прим. пер.): ”Мы получили добровольное предложение от людей из частного сектора. ”У нас есть свободные деньги, мы хотим вложить их в проблемные банковские активы ”. И план просто даст возможность им это сделать - “Соединив государственные средства – деньги налогоплательщиков - с частным капиталом и предоставив финансирование, вы дадите возможность этим инвесторам приобрести эти активы по разумной для инвесторов и для для банков цене”. Какшкари не упомянул в своем выступлении о какой-либо разумной цене для третьей вовлечённой стороны – налогоплательщиков.
Даже если оставить в стороне вопрос о справедливости для налогоплательщиков, мягкий подход правительства к банкам очень тревожит по одной простой причине: недостаточно просто изменить поведение финансового сектора, который привык вести бизнес на своих условиях, тогда, когда, это поведение должно измениться. Как заявил прошлой осенью газете «Нью-Йорк Таймс» один неназванный высокопоставленный банковский служащий: ”Не имеет значения, сколько денег мы получим от Хэнка Полсона, никто не даст взаймы и пяти центов, пока состояние экономики не улучшится”. Но в том то и загвоздка: экономика не сможет восстановиться, пока банки не станут жизнеспособными и готовыми выдавать кредиты.
Выход из создавшегося положенияЕсли рассматривать просто финансовый кризис (оставив в стороне некоторые проблемы экономики в целом), мы сталкиваемся, по меньшей мере, с двумя основными взаимосвязанными проблемами. Первая из них – это безнадёжно больной банковский сектор, угрожающий помешать любому росту экономики, который финансовое стимулирование может породить. Второй – это политический баланс власти, который позволяет финансовому сектору налагать вето на государственные интересы, даже тогда, когда сектор теряет поддержку населения.
Крупные банки с момента начала кризиса похоже, только увеличивают свою политическую мощь. И это не удивительно. Финансовая система настолько хрупка, что ущерб, который могут нанести неудачи крупных банков, - банк «Леман Бразерс» был достаточно небольшим, по сравнению с «Ситигруп» или «Бэнк оф Америка» – будет более значителен чем он бы был в спокойное время. Эксплуатируя эти страхи банки вымогают у Вашингтона выгодные для себя сделки. «Бэнк оф Америка» получил (в январе) вторую часть помощи, после того, как предостерёг правительство, что он, возможно, не сможет довести до конца сделку по приобретению банка «Меррилл Линч» – перспектива, возможность которой Министерство финансов не хотело даже рассматривать.
Проблемы с которыми сталкиваются США прекрасно известны МВФ. Если вы, не называя страны, приведёте просто цифры, опытные служащие фонда без сомнения скажут: национализируйте проблемные банки и поделите их.
В некотором роде, правительство уже взяло под контроль банковскую систему страны. Оно фактически предоставило гарантии по долгам крупнейших банков, и на сегодняшний день является единственным возможным источником средств. Между тем, Федеральная Резервная Система взяла на себя главную роль в снабжении кредитами экономику – функция, которую должен осуществлять частный банковский сектор, но не делает этого. Однако существуют границы того, что Федеральный резерв может сделать: компании и потребители по-прежнему зависят от банков, балансовые счёта которых находятся в удручающем состоянии и у которых отсутствуют стимулы для выдачи так необходимых экономике кредитов. У правительства же нет реального контроля над теми, кто управляет банками, и тем, что они делают.
В основе проблем банков лежат огромные убытки, которые они без сомнения понесли из-за своего кредитного портфеля и портфеля ценных бумаг. Но они не хотят признавать всю серьёзность своих потерь, т. к. это наверняка будет свидетельствовать об их неплатёжеспособности. Таким образом, они отрицают существование данной проблемы, и выпрашивают подачки, которых недостаточно для полного выздоровления (опять же, они не могут раскрыть размер действительно необходимой помощи). Но этих подачек достаточно, чтобы банки смогли продержаться на плаву ещё немного времени. Такое поведение разрушительно: проблемные банки либо прекращают выдачу кредитов (копя деньги для поддержания своих резервов) либо отчаянно спекулируют на рынке высокорискованных займов и инвестиций, которые могут очень хорошо окупиться, но возможно и не окупятся вовсе. В любом случае, экономика страдает дальше, и, как результат, банковские активы продолжают дешеветь, — порождая крайне разрушительный порочный цикл.
Чтобы прервать этот цикл, правительство должно заставить банки признать степень серьёзности своих проблем. По мнению МВФ (а также правительства США, которое требовало в прошлом от развивающихся рынков того же), наиболее правильное решение – это национализация. Вместо этого, Министерство финансов обсуждает с банкам условия помощи, и ведет себя так, словно банки являются хозяевами положения – искажая условия каждой сделки, дабы минимизировать участие государства, кроме того, отказывая правительству в праве влиять на политику или работу банков. При существующих условиях, приведение в порядок банковских балансов невозможно.
Национализация не означает долговременную государственную собственность. По существу, совет МВФ звучал бы так: повысьте роль Федеральной корпорации страхования банковских вкладов (Federal Deposit Insurance Corporation - федеральное правительственное агентство, обеспечивающее страхование счётов в большинстве коммерческих и сберегательных банков – прим. пер.).Изобретение FDIC – это по сути процедура банкротства банков под контролем правительства, которая позволит избавиться от акционеров, заменить менеджмент, привести в порядок баланс, и затем продать банк снова частному сектору. Главное преимущество заключается в немедленном выявлении проблемы с тем, чтобы решить её пока не стало хуже.
Правительству необходимо изучить балансовые отчёты и выявить те банки, которые не смогут пережить сильный экономический спад. Эти банки должны будут решить: понизить стоимость своих активов до их действительной стоимости и привлечь частный капитал в течение 30-ти дней, или перейти под контроль правительства. Правительство спишет проблемные активы банков, взятых под управление – официально признавая реальное положение дел – и передаст эти активы специальной государственной организации, которая попытается спасти хоть что-то для налогоплательщиков (как это делала Трастовая корпорация урегулирования - Resolution Trust Corporation, когда в 1980-х разразился сберегательно-кредитный кризис. Оставшиеся части банков —вычищенные и безопасно выдающие кредиты, и, следовательно, снова заслуживающие доверия других кредиторов и инвесторов – могут быть снова распроданы.
Приведение в порядок крупнейших банков будет трудным делом. И это обойдётся налогоплательщикам дорого. Согласно последним расчётам МВФ, чистка банковской системы будет стоить примерно 1,5 триллиона долларов (или 10% ВВП) в долгосрочной перспективе. Но только решительные действия правительства – выявление глубины финансового гниения и восстановление банков до очевидного всем выздоровления – могут полностью вылечить финансовый сектор.
Это может показаться сильным средством, но этого не будет достаточно. Вторая проблема, которая стоит перед США – власть олигархии – также важна, как и непосредственный кризис кредитования. И совет МВФ звучал бы просто: устрани олигархию.
Чрезмерно крупные организации непропорционально влияют на государственную политику. Крупные банки получают большую часть своего влияния исходя из факта, что они слишком крупные для того, чтобы обанкротиться. Национализация и повторная приватизация не изменят этого. Несмотря на то, что замена руководства банков, благодаря которым разразился этот кризис, будет справедлива и разумна, в конечном счёте, изменятся лишь имена олигархов.
В идеале, крупные банки необходимо распродавать, поделив их на части среднего размера по региональному признаку или по характеру деятельности. Где это окажется нецелесообразным – а ведь мы хотим продать банк побыстрее – они могут быть проданы целиком, но с условием, что в дальнейшем их разделят в кратчайшие сроки. Банки, которые останутся в частных руках, также должны быть подвергнуты ограничениям по размеру.
Возможно, это является грубым и деспотичным шагом, но это лучший способ ограничить влияние отдельных организаций в секторе, который является неотъемлемой частью экономики в целом. Конечно, некоторые будут недовольны “ценой дееспособности” более раздробленной банковской системы. И эта цена реальна. Но также реальна и та цена, при которой банки, которые слишком велики, чтобы обанкротиться — финансовое оружие массового саморазрушения — всёже взрываются. Всё, что слишком велико чтобы обанкротиться – слишком велико, чтобы существовать.
Чтобы обеспечить систематическое деление банков и не допустить повторного появления опасного гиганта, нам так же необходимо пересмотреть наше антимонопольное законодательство. Нормы, принятые более чем 100 лет тому назад с целью борьбы с промышленными монополиями, не рассчитаны на решение проблем, с которыми мы столкнулись сейчас. Проблема финансового сектора состоит не в том, что некоторая компании может завладеть достаточной долей рынка, что даст ей возможность диктовать цены, а в том, что одна компания или небольшая группа взаимосвязанных компаний, обанкротившись, могут обрушить всю экономику. Финансовое стимулирование администрации Обамы напоминают экономическую политику Франклина Делано Рузвельта (32-й президент США – прим. пер.), но что нам действительно сейчас нужно перенять, так это антитрастовое законодательство Теодора Рузвельта (26-й президент США – прим. пер.).
Ограничения на вознаграждения руководящему составу, хотя и напоминающее популизм, может помочь восстановить политический баланс сил и предотвратить появление новой олигархии. Главное притяжение Уолл-стрит – для тех, кто там работает и для государственных служащих, которые были только счастливы погреться в лучах его славы – были те поразительные суммы денег, которые там можно было заработать. Ограничение этих сумм уменьшило бы привлекательность финансового сектора и сделало бы его более похожим на остальные отрасли.
Тем не менее, введение явного ограничения на выплаты является грубой мерой, особенно в долгосрочной перспективе. В данный момент наибольшее количество денег зарабатывают преимущественно нерегулируемые частные хеджевые и инвестиционные фонды, поэтому процесс снижение выплат будет сложным. Регулирование и налогообложение должно быть частью решения. Хотя, со временем, важнейшей частью решения могут стать прозрачность и конкуренция, благодаря которым вознаграждения снизятся. Тем же, кто говорит, что это приведёт к перемещению финансовой активности в другие страны, мы можем теперь уже без какого-либо риска сказать: прекрасно!
Два путиПерефразируя Йозефа Шумпетера , экономиста начала 20-го века, элита существует везде, главная задача заключается в том, что время от времени её необходимо менять. Если бы США были просто ещё одной страной, пришедшей с протянутой рукой в МВФ, я был бы настроен совершенно оптимистично в отношении её будущего. Большинство кризисов развивающихся рынков, о которых я упомянул ранее, закончились довольно быстро, за чем последовало, в основном, достаточно быстрое выздоровление. Но здесь, увы, заканчивается сходство между США и развивающими рынками.
Материальное благосостояние стран с развивающимся рынком непрочно и в мировом масштабе они слабы. Когда они попадают в беду, у них буквально кончаются деньги, или, по крайней мере, иностранная валюта, без которой они не могут выжить. Им приходится принимать трудные решения; в конце концов, решительные действия ведут к успеху. Однако США, несомненно, являются самым сильным государством мира, непомерно богатым, и имеющим чрезмерную привилегию оплачивать свои внешние долги в своей национальной валюте, которую они могут сами напечатать. В результате, страна может ещё долго спотыкаясь идти вперед – как Япония в своё потерянное десятилетие – не решаясь делать то, что необходимо, и полностью не выздоравливая. Полный разрыв с прошлым, предусматривающий национализацию и чистку крупных банков, вряд ли реален в данный момент. Несомненно, МВФ не может заставить США это сделать.
По моему мнению, США могут пойти по одному из двух возможных путей. Первый включает в себя сложные сделки с каждым банком и постоянное оказание помощи, подобно тому, что мы наблюдали в феврале в отношении «Ситигруп» и «АИГ».
Администрация попытается кое как довести дело до конца и воцарится беспорядок.
Покойный российский министр финансов Борис Фёдоров, большую часть последних 20-ти лет боролся против олигархов, коррупции, и злоупотребления власти во всех её формах. Он любил повторять, что существовавший беспорядок и хаос во многом был в интересах власти – позволяя поступать законно или незаконно, но безнаказанно. Кто может назвать точную стоимость недвижимости при высокой инфляции? Когда кредитная система поддерживается запутанными схемами правительства и закулисными сделками, как вы узнаете, что вас обдирают как липку?
Наше будущее может быть таким, в котором непрерывные волнения будут способствовать разграблению финансовой системы. Мы будем всё больше и больше обсуждать то, как наши олигархи превратились в бандитов и почему экономика не может включиться в работу.
Второй путь начинается более мрачно, и может окончиться так же. Но он всё же дает, по крайней мере, какую-то надежду, что мы сможем стряхнуть с себя оцепенение. События будут развиваться так: состояние мировой экономики будет ухудшаться, банковскую систему Центрально-восточной Европы ожидает крах, и – т. к. в большинстве случаев владельцами банков Восточной Европы являются банки Западной Европы - оправданные страхи государственного банкротства распространятся по всему континенту. Кредиторы понесут дальнейшие убытки, и доверие упадет ещё ниже. Азиатские экономики, экспортирующие промышленные товары, разорятся, а товаропроизводители Латинской Америки и Африки будут еле сводить концы с концами. Драматическое ухудшение мировой экономики заставит экономику США, уже шатающуюся, встать на колени. Базовый показатель темпов экономического роста используемый администрацией США при расчёте бюджета будет всё больше и больше рассматривается как нереалистичный, и радужные “стресс-тесты”, которые Министерство финансов использует для оценки балансов банков станут источником огромного замешательства.
Ощутив такое давлением и столкнувшись с перспективой национального и мирового коллапса, возможно, люди станут более целеустремленными.
Среди элиты принято считать, что нынешний экономический спад “не может быть таким же, как Великая депрессия”. Эта точка зрения ошибочна. То, с чем мы сейчас столкнулись, может, фактически, быть хуже Великой депрессии – потому, что мир в наши дни более взаимосвязан, а банковский сектор крупнее. Мы столкнулись с синхронным экономическим спадом практически во всех странах мира, с падением доверия среди людей и компаний, и крупными проблемами с государственными финансами. Если наши руководители осознают возможные последствия, мы, может быть, ещё увидим драматические действия в банковской системе и уничтожение старой элиты. Давайте же надеяться, что будет не слишком поздно.
Саймон Джонсонinoforum.ruThe Atlantic Monthly
